Эта книга с почтением и восхищением посвящается тем польским каторжникам и поселенцам, что в результате политических событий тридцатых, сороковых и шестидесятых годов XIX века провели в Сибири долгие десятилетия. Одним из них был Шимон Токажевский (Токаржевский), переводы нескольких книг коего приводятся ниже.
Мэри Кушникова, Вячеслав Тогулев
ПРЕДИСЛОВИЕ
К «СИБИРСКОМУ ЛИХОЛЕТЬЮ» ШИМОНА ТОКАРЖЕВСКОГО
Страница 10 из 10
[ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ]
О «вторичности» сведений Ш. Токаржевского
Разные авторы, в том числе комментаторы ПСС, В.А. Дьяков и В.С. Вайнерман обращали внимание на «вторичность» сведений, приводимых Токаржевским. «Не случайно исследователи, – отмечает Виктор Вайнерман, – рассматривая воспоминания Токаржевского в ряду других источников сведений об омской каторге 1850-х годов, отмечали их вторичность по отношению к мемуарам иных авторов, а также к “Запискам из Мёртвого дома” Ф.М. Достоевского».[288]
Однако необходимы уточнения.
Во-первых, речь может идти только об отдельных эпизодах, и ни в коем случае – о какой-то значительной части воспоминаний. Наследие Токаржевского – это тысячи книжных страниц текста, по сравнению с ними «Записки» Достоевского или мемуары Богуславского не столь впечатляющи по объёму, поэтому обобщения, наверное, здесь не очень уместны.
Во-вторых, если рассматривать подобные «заимствования», что называется, «под лупу», убеждаешься, что таковые поданы совсем иначе, не так, как у Достоевского, содержат много ценных уточнений и корректив. Речь идёт, скорее, не о заимствованиях, а о новых версиях событий.
В-третьих, можно ли вообще назвать заимствованиями рассказы о событиях, свидетелем коих Токаржевский как раз и являлся? В большинстве случаев мы имеем дело не с переписыванием Достоевского, а с независимым воспоминанием очевидца.
В-четвёртых, ряд эпизодов у Достоевского и Токаржевского относится к событиям, свидетелями коих ни тот, ни другой не являлись. И, стало быть, читатель знакомится с разными трактовками изустного творчества каторжан, которое к моменту прибытия в омский острог Достоевского и Токаржевского уже обросло легендами (возможно, отчасти именно этим объясняются многочисленные искажения фамилий и расхождения с документами, и прочие неточности, обнаруженные у обоих авторов).
В-пятых, существует версия, что не Токаржевский «заимствовал» факты у Достоевского, а наоборот – Достоевский у Токаржевского.
Возможно, более взвешенному анализу текстов Токаржевского в России мешал тот самый пиетет перед «великим классиком», о котором пишет Виктор Вайнерман: «Характеристика Токаржевским Достоевского очень любопытна, особенно для читателя, привыкшего к пиетету по отношению к классику. Для такого читателя любые не парадные, а житейские, бытовые подробности поведения знаменитых людей порой производят впечатление разорвавшейся бомбы…».[289]
Качество перевода
Книги Токаржевского полностью на русский язык не переводились никогда. Исключение составляет книга «Семь лет каторги», приведённая в полном виде в приложениях ко второму тому работы «“Кузнецкий венец” Федора Достоевского в его романах, письмах и библиографических источниках минувшего века» (Кемерово, 2007).
Но известен перевод большого фрагмента, опубликованный ещё в 1936г.; в дореволюционное же время в разных работах приводились обширные цитаты из Токаржевского. Исследователь В.А. Дьяков так пишет о качестве означенных переводов: «Из… четырёх польских ссыльных, находившихся в Омском остроге одновременно с Достоевским, двое оставили воспоминания. Имя Ш. Токаржевского знают не только польские специалисты по творчеству Достоевского, но и советские биографы писателя. Перевод фрагментов из его книги “Семь лет каторги” ещё в 1936г. опубликовал В.Б. Арендт, а до революции о ней упоминалось в русских журналах, пользовавшихся широкой известностью[290]. Однако в дореволюционных работах приводились лишь краткие, тенденциозно подобранные цитаты из Токаржевского[291]; перевод Арендта резко изменил ситуацию, но, к сожалению, он не идеален ни с точки зрения учёта нюансов содержания, ни в смысле передачи тональности оригинала».
На наш взгляд, тезис о тенденциозности отбора цитат из Токаржевского в работах дореволюционных исследователей требует доказательств. Этот вывод Б.А. Дьякова остаётся неподкреплённым. Исследователям, конечно, хотелось бы также знать, почему перевод Арендта «не идеален ни с точки зрения учётов нюансов содержания, ни в смысле передачи тональности оригинала». Подобные заключения нуждаются в детализации, тщательном сравнивании польского и русского текстов, но в работе Б.А. Дьякова мы подобных сопоставлений не обнаружили. В примечаниях к его статье находим лаконичную ремарку, которая объясняет несовершенство перевода Арендта, который «умер до выхода в свет его перевода, и, очевидно, не держал корректуры».[292] Но сравнивание конкретных мест перевода Арендта с оригиналом в указанной статье, как уже было сказано, отсутствует.
Правописание имён
Собственные имена в переводах звучат по-разному.
Например, сама фамилия «Токаржевский» по-польски на слух воспринимается без «р», то есть: Токажевский. Лиян Янович Контер, который несколько лет назад разыскал для нас копию «Семи лет каторги», обратил на это особое внимание и предложил написание фамилии без «р». Однако составители не стали ломать традицию, принятую в русскоязычных источниках.
Конечно, отследить все случаи упоминания в литературе на русском языке тех имён, на которые ссылается Токаржевский, и осуществить соответствующее корректирование текста, не представляется возможным, да, наверное, это и не было бы оправданным.
Конкретные примеры приводит Виктор Вайнерман: «Упоминается[293] Ян Вожняковский (переводчик, стремясь быть максимально близким к польскому произношению, читает букву «Ж», в других источниках, возможно, менее точных, в фамилиях ставится буква «З». Мне приходилось писать о Яне Возняковском. Я использую написание этой фамилии в соответствии с архивными источниками)».[294]
Большинство фамилий, конечно, Токаржевский приводит на слух, по памяти, что тоже могло порождать неточности. Виктор Вайнерман, например, отмечает, что упомянутый Токаржевским Кароль Кжижановский, с чьей женой он близко сошёлся, в русскоязычной литературе обозначен как Крыжановский.[295]
При всём желании, разнобоя в написании имён избежать удаётся далеко не всегда, но, думается, это не очень затруднит ориентирование читателя в текстах. Хотя разночтения в правописании встречаются довольно часто, но сложностей с «идентификацией» основных героев воспоминаний возникнуть не должно. Например, имя Мирецкого даётся в разных вариантах: Александр – Олесь – Олех; имя Богуславского: Юзеф – Юзик – Юзек – Юзя; имя одного из тунгусов в одном случае Токаржевский пишет как Тагиж, а в другом – как Тагир; вместо женского имени Ненила Токаржевский употребляет иногда Нанила; фамилия плац-майора омского острога В.Г. Кривцова в одной из книг Токаржевского постоянно обозначается как Кривцев (предпоследняя буква «е»); полное имя кавказца Нурры Токаржевский тоже меняет, употребляя такие транскрипции: Нурра Шахмурла Оглы, Нурра-Шахнурра Оглы, Нурра-Шах-Нурра-Оглы (то есть разнится употребление дефиса между первым именем и вторым, а также правописание второго имени); в книге «Среди умерших для общества» рассказывается о знакомстве в Семипалатинске с интендантским урядником Орлинским, который в воспоминаниях «Семь лет каторги» обозначен как Ордынский. Можно привести много подобных случаев, причём сравнивание с документальными источниками, даже если таковые и удаётся найти в опубликованном виде, здесь не всегда помогает, потому что известно, что и они не лишены погрешностей. Иной раз представляется, что автор не уверен в правильности своего перевода российских, еврейских, кавказских, сибирских имён на польский язык, а ведь переводчику приходится осуществлять в таких случаях обратный перевод, то есть с польского на русский. И, конечно, возможность искажений увеличивается при повторном, а иногда и «тройном» переключении с языка на язык, как в случае с Нуррой: язык одной из кавказских народностей – русский язык – польский язык – и опять русский. Так что особенности правописания имён зависят от многих факторов и составители постоянно работают над уточнениями.
* * *
Возможно, определённую помощь в изучении наследия Токаржевского российскому читателю окажет наш справочный аппарат, куда вошли не только указатели имён и географических названий, но и примечания, а также список сокращений и хроника событий по датам, упомянутым польским автором или его издателями[296]; она снабжена ссылками на названия использованных при её составлении книг.
При работе над Хроникой выявились некоторые разночтения в датах, упомянутых в примечаниях к книгам Токаржевского. Так, кончина Владислава Краевского отнесена в книге «Побег» к 1891г.,[297] а в книге «Без паспорта» – к 1892г.[298], дата отъезда Токаржевского из Костромы в Варшаву в книге «Без паспорта» – к 4 августа 1882г.[299], а в книге «Тернистый путь» – к 11 августа.[300]
В книге «Побег» нашли ещё несколько несостыковок. Токаржевский пишет, что обнаружил умирающего декабриста Андрея Константиновича (фамилия не названа) по дороге от Большого Участка в Омск 31 декабря 1856г.[301], а после получил письмо омского лекаря, подтверждающего смерть упомянутого декабриста в январе 1856 года[302]. Одно из двух: либо случай на дороге произошёл 31 декабря 1855г., и тогда верна дата смерти, либо событие действительно произошло 31 декабря 1856г., но тогда письмо лекаря было написано в январе 1857 года.
При сопоставлении двух польских изданий книги «Семь лет каторги» (1907, 1918) высветились некоторые особенности работы издателей. Замеченные разночтения составители отразили в примечаниях к наст. изд.
Суть их сводится к следующему.
Во-первых, издание 1907г. оказалось «купированным» цензурой. В примечаниях мы дополняем текст 1907г. теми фрагментами, которые были добавлены в 1918г.
Во-вторых, в издании 1918г. существенно укрупнены абзацы, – иногда до размеров несколько книжных страниц. Художественная составляющая мемуаров от этого всё же пострадала. Токаржевский – прекрасный стилист и часто, чтобы придать действию динамизм, играет на коротких «рубленых» фразах и абзацах, которые занимают порой всего полстрочки. Об этом свидетельствуют почти все его книги, но издание 1918г. оказалось исключением. Чтобы читатель имел возможность для самостоятельных сопоставлений, составители в примечаниях указали, какие именно абзацы текста были укрупнены.
В-третьих, в издании 1907г. часть сносок не подписана, так что приходится гадать, кому они принадлежат – автору, издателям или «переписчице». В издании 1918г. сноски, которые, по мысли издателей, принадлежали перу Токаржевского, перенесены непосредственно в текст мемуаров. Но ведь если Токаржевский посчитал необходимым привести дополнения именно в подстрочнике – значит, либо не хотел перегружать «плоть» мемуаров деталями, либо того требовал его стиль.
Составители наст. изд. обозначают в примечаниях те места, которые были в 1918г. перемещены польскими издателями из подстрочника в основной текст.
В издании 1918г. часть сносок подписана: «примечания переписчицы». В издании 1907г. подобные ремарки отсутствуют – в частности, под цитатами из Достоевского. Таким образом, лишь в 1918г. авторство примечаний, в том числе и тех, что касались «Записок из Мёртвого дома», было расшифровано.
Отсутствие подписей в подстрочнике издания 1907г. привело к последующим искажениям. Так, В.А. Дьяков, на что мы обращали внимание выше, пишет, что цитаты из Достоевского приводятся в примечаниях издателями, тогда как они были составлены, как уже было сказано, переписчицей. В свою очередь, при подготовке текста «Семи лет каторги» для публикации в приложениях второго тома книги «“Кузнецкий венец” Фёдора Достоевского в его романах, письмах и библиографических источниках минувшего века» (2007) по явному недосмотру две цитаты из Достоевского попали из примечаний в основной текст Токаржевского. В наст. изд. все эти недочёты устранены, а также удалены явные опечатки.
Некоторые фрагменты текста в републикуемых книгах отсутствуют. Это связано с дефектами библиотечных экземпляров, которыми пользовались составители. Так, нам не удалось разыскать окончание последней главы в книге «Каторжники» и разделительные листы с названием двух глав книги «В скитаниях». В примечаниях составители указали номера утерянных страниц.
И, наконец, ещё одна особенность. Токаржевский часто прибегает к написанию русских слов латинскими буквами. В наст. изд. такие места выделены курсивом. Чтобы польским читателям было понятно, что означает приведённое автором русское слово, Токаржевский в подстрочнике иногда приводил более или менее точный перевод. Конечно, российскому читателю не надо объяснять значение слов сайка или острог, поэтому в большинстве случаев, если такой перевод не сопровождался какой-либо дополнительной информацией, он в примечаниях опускается. При этом примечания подписываются:
Прим. авт. – Примечания автора, то есть Токаржевского.
Прим. польск. изд. – Примечания польских издателей.
Прим. переписчицы – Примечания переписчицы, готовившей текст для польского издания.
Прим. пер. – Примечания переводчика (мы прибегаем к ним в случаях, когда Токаржевский не объясняет значение употреблённых им французских, немецких, итальянских или латинских выражений).
Прим. сост. – Примечания составителей наст. изд.
© М. Кушникова, перевод, 2007.
© М. Кушникова, В. Тогулев, предисловие, составление, 2007.
© А. Брагин, оформление интернет-сайта, 2007.